Борис Пастернак

Сегодня на блог зашло 354 человек. Спасибо всем читающим!, и смотрящим!, и думающим!
Личность удивительно цельная для поэта.
С тех пор, как я увлеклась поэзией, меня не особенно интересовала личность поэта, для меня эта самая личность была в его стихах. Как оказалось, это вполне легитимный подход, и у него даже есть какое то научное или околонаучное название. Но со временем, или с возрастом, я стала все больше читать биографий, правда началось такое читение с биографий ученых: Ландау, Энштейна и т.д и лет этак с 14. 
Итак Пастернак.
    Один из уцелевших в революцию, эпоху репресий, войну. Получивший Нобелевскую премию (скорее из-за политических интриг), и вынужденный отказаться от нее из-за бесконечного правительственного прессинга времен Хрущева.  
    Оптимистично-верующий в удачу и  и потому удачлив. Таких называют избранниками Богов. Человек радости, человек счастья.  Говорят его последнее слово было "Рад". И умер он в пору яблочного и сиреневого цветения. 
     Жизнеутверждающий и переживший депрессии.  Терпимый к людям и трудностям быта. Деликатный. И подписавший в 1937, с другими поэтами, под растрельным листом сначала "группы 16" (Каменев, Зиновьев), а потом "группы 17". Ужасно! Да. И писавший письма Сталину и его шайке с просьбой об освобождении Пунина, Ольги Ивлинской, Али Эфрон, Мендельштама и.... Помогал деньгами Але Эфрон, семье своей последней любимой Ольге Ивлинской, когда та была отправлена в лагерь. Компромиссы. 
    Обладал невероятным эгоцентризмом и к концу жизни утратил самокритичность, и погрузился во всепоглощающую нелепую для него гордыню. Рассорился в последние 10 лет своей жизни со многими близкими и друзьями. Перестал идти на какие-либо компромиссы. Говорили, что "Доктор Живаго" свел его с ума. Не поехал к тяжело умирающей в Ленинграде, одинокой и раздавленной двоюродной сестре Ольге Фрейденберг. Предпочитал помогать деньгами, а не душевным участием. И проехал мимо матери будучи в Париже, мимо 12 летнего ожидания. Нетерпимость к сыну.
"Необычайно добр и отзывчив был Пастернак, однако его доброта была лишь высшей формой эгоцентризма: ему, доброму, легче жилось, работалось, крепче спалось; своей отзывчивостью на чужие беды он обезвреживал свои — уже случившиеся и грядущие; смывал с себя грехи — сущие и вымышленные. Это он сам знал и сам об этом говорил." А. Эфрон. 
Борис Пастернак.
(29 января (10 февраля) 1890, Москва — 30 мая 1960, посёлок Переделкино под Москвой)
" Смерть-это не по нашей части" Б. Пастернак

     
Друзья, родные — милый хлам,
Вы времени пришлись по вкусу.
О, как я вас еще предам,
Когда-нибудь, лжецы и трусы.
Ведь в этом видно Божий перст
И нету вам другой дороги,
Как по приемным министерств
Упорно обивать пороги...
14 сент. 1959

    Невнятен, косноязычен и многословен в общении с сильными мира сего, да и в любой неприятной ситуации. С удовольствием принимающий и любящий ручной труд. Принимающий правоту большинства. Отрицающий свое еврейство еврей, наследник христианства и русской культуры.
    Красив и статен до самой смерти.
Любим и любил: влюбленности: Надя Синякова; дочь крупного московского чаеторговца Ида Высоцкая.

 Елена Виноград

, Ирина Асмус.

Любви: художница Евгения Лурье  (первая жена),

уведенная от первого мужа Зинаида Николаевна Нейгауз (вторая жена)

 и третья любовь горькая-сладкая Ольга Ивинская.

Да еще роман в письмах с Мариной Цветаевой.
Марина Цветаева, Борис Пастернак. Души начинают видеть.
..."Как она любила Тебя и как д о л г о - всю жизнь! Только папу и тебя она любила, не разлюбивая."
(Ариадна Эфрон - из письма Б.Пастернаку).

Еще есть не совсем внятное свидетельство, что Пастернак делал предложение Ахматовой.

Скорее всего такой слух можно отнести к Ахматовской самомифологии. Преувеличение собственной женской притягательности было Ахматовским пунктиком. Вспомните Исайю Берлина и холодную войну. По некоторым свидетельствам, интересный собеседник. Интересно, что стихи Пастернака спасали политических каторжников в сталинских лагерях. Об этом Говорил Шаламов и Гинсбург.

Рождественская звезда 
Стояла зима.
Дул ветер из степи.
И холодно было младенцу в вертепе
На склоне холма.
......................................

Растущее зарево рдело над ней
И значило что-то,
И три звездочёта
Спешили на зов небывалых огней.
За ними везли на верблюдах дары.
И ослики в сбруе, один малорослей
Другого, шажками спускались с горы.
И странным виденьем грядущей поры
Вставало вдали всё пришедшее после.
Все мысли веков, все мечты, все миры.
Всё будущее галерей и музеев,
Все шалости фей, все дела чародеев,
Все ёлки на свете, все сны детворы.
Весь трепет затепленных свечек, все цепи,
Всё великолепье цветной мишуры...
...Всё злей и свирепей дул ветер из степи..
...Все яблоки, все золотые шары.
...............................................................
Он спал, весь сияющий, в яслях из дуба,
Как месяца луч в углубленье дупла.
Ему заменяли овчинную шубу
Ослиные губы и ноздри вола.
Стояли в тени, словно в сумраке хлева,
Шептались, едва подбирая слова.
Вдруг кто-то в потёмках, немного налево
От яслей рукой отодвинул волхва,
И тот оглянулся: с порога на Деву,
Как гостья, смотрела звезда Рождества.

                 Гефсиманский сад

Мерцаньем звёзд далёких безразлично
Был поворот дороги озарён.
Дорога шла вокруг горы Масличной,
Внизу под нею протекал Кедрон.

Лужайка обрывалась с половины.
За нею начинался Млечный путь.
Седые серебристые маслины
Пытались вдаль по воздуху шагнуть.

В конце был чей-то сад, надел земельный.
Учеников оставив за стеной,
Он им сказал: «Душа скорбит смертельно,
Побудьте здесь и бодрствуйте со мной».

Он отказался без противоборства,
Как от вещей, полученных взаймы,
От всемогущества и чудотворства,
И был теперь, как смертные, как мы. 
.            .             .               .             .1949
              ***
Никого не будет в доме,
Кроме сумерек. Один
Зимний день в сквозном проёме
Незадёрнутых гардин.

Только белых мокрых комьев
Быстрый промельк маховой.
Только крыши, снег и, кроме
Крыш и снега, — никого.

И опять зачертит иней,
И опять завертит мной
Прошлогоднее унынье
И дела зимы иной.

И опять кольнут доныне
Неотпущенной виной,
И окно по крестовине
Сдавит голод дровяной.

Но нежданно по портьере
Пробежит вторженья дрожь.
Тишину шагами меря,
Ты, как будущность, войдёшь.

Ты появишься у двери
В чём-то белом, без причуд,
В чём-то впрямь из тех материй,
Из которых хлопья шьют.
1931
 

  Зимняя ночь

Мело, мело по всей земле 

Во все пределы. 

Свеча горела на столе, 

Свеча горела. 

Как летом роем мошкара 
Летит на пламя, 
Слетались хлопья со двора 
К оконной раме. 

Метель лепила на стекле 
Кружки и стрелы. 
Свеча горела на столе, 
Свеча горела. 

На озарённый потолок 
Ложились тени, 
Скрещенья рук, скрещенья ног, 
Судьбы скрещенья. 

И падали два башмачка 
Со стуком на пол. 
И воск слезами с ночника 
На платье капал. 

И всё терялось в снежной мгле 
Седой и белой. 
Свеча горела на столе, 
Свеча горела. 

На свечку дуло из угла, 
И жар соблазна 
Вздымал, как ангел, два крыла 
Крестообразно. 

Мело весь месяц в феврале, 
И то и дело 
Свеча горела на столе, 
Свеча горела. 

1946

Во всём мне хочется дойти 
До самой сути. 
В работе, в поисках пути, 
В сердечной смуте. 

До сущности протекших дней, 
До их причины, 
До оснований, до корней, 
До сердцевины. 

Всё время схватывая нить 
Судеб, событий, 
Жить, думать, чувствовать, любить, 
Свершать открытья. 

О, если бы я только мог 
Хотя отчасти, 
Я написал бы восемь строк 
О свойствах страсти. 

О беззаконьях, о грехах, 
Бегах, погонях, 
Нечаянностях впопыхах, 
Локтях, ладонях. 

Я вывел бы её закон, 
Её начало, 
И повторял её имен 
Инициалы. 

Я б разбивал стихи, как сад. 
Всей дрожью жилок 
Цвели бы липы в них подряд, 
Гуськом, в затылок. 

В стихи б я внёс дыханье роз, 
Дыханье мяты, 
Луга, осоку, сенокос, 
Грозы раскаты. 

Так некогда Шопен вложил 
Живое чудо 
Фольварков, парков, рощ, могил 
В свои этюды. 

Достигнутого торжества 
Игра и мука - 
Натянутая тетива 
Тугого лука. 

1956 

Без названия

Недотрога, тихоня в быту, 
Ты сейчас вся огонь, вся горенье, 
Дай запру я твою красоту 
В тёмном тереме стихотворенья. 

Посмотри, как преображена 
Огневой кожурой абажура 
Конура, край стены, край окна, 
Наши тени и наши фигуры. 

Ты с ногами сидишь на тахте, 
Под себя их поджав по-турецки. 
Всё равно, на свету, в темноте, 
Ты всегда рассуждаешь по-детски. 

Замечтавшись, ты нижешь на шнур 
Горсть на платье скатившихся бусин. 
Слишком грустен твой вид, чересчур 
Разговор твой прямой безыскусен. 

Пошло слово любовь, ты права. 
Я придумаю кличку иную. 
Для тебя я весь мир, все слова, 
Если хочешь, переименую. 

Разве хмурый твой вид передаст 
Чувств твоих рудоносную залежь, 
Сердца тайно светящийся пласт? 
Ну так что же глаза ты печалишь? 

1956

Осень

Я дал разъехаться домашним, 
Все близкие давно в разброде, 
И одиночеством всегдашним 
Полно всё в сердце и природе. 

И вот я здесь с тобой в сторожке. 
В лесу безлюдно и пустынно. 
Как в песне, стёжки и дорожки 
Позаросли наполовину. 

Теперь на нас одних с печалью 
Глядят бревенчатые стены. 
Мы брать преград не обещали, 
Мы будем гибнуть откровенно. 

Мы сядем в час и встанем в третьем, 
Я с книгою, ты с вышиваньем, 
И на рассвете не заметим, 
Как целоваться перестанем. 

Ещё пышней и бесшабашней 
Шумите, осыпайтесь, листья, 
И чашу горечи вчерашней 
Сегодняшней тоской превысьте. 

Привязанность, влеченье, прелесть! 
Рассеемся в сентябрьском шуме! 
Заройся вся в осенний шелест! 
Замри или ополоумей! 

Ты так же сбрасываешь платье, 
Как роща сбрасывает листья, 
Когда ты падаешь в объятье 
В халате с шёлковою кистью. 

Ты - благо гибельного шага, 
Когда житьё тошней недуга, 
А корень красоты - отвага, 
И это тянет нас друг к другу. 

1949 

Не плачь, не морщь опухших губ, 
Не собирай их в складки. 
Разбередишь присохший струп 
Весенней лихорадки. 

Сними ладонь с моей груди, 
Мы провода под током. 
Друг к другу вновь, того гляди, 
Нас бросит ненароком. 

Пройдут года, ты вступишь в брак, 
Забудешь неустройства. 
Быть женщиной — великий шаг, 
Сводить с ума — геройство. 

А я пред чудом женских рук, 
Спины, и плеч, и шеи 
И так с привязанностью слуг 
Весь век благоговею. 

Но, как ни сковывает ночь 
Меня кольцом тоскливым, 
Сильней на свете тяга прочь 
И манит страсть к разрывам. 

1947 

Гамлет

Гул затих. Я вышел на подмостки. 
Прислонясь к дверному косяку, 
Я ловлю в далёком отголоске, 
Что случится на моём веку. 

На меня наставлен сумрак ночи 
Тысячью биноклей на оси. 
Если только можно, Авва Отче, 
Чашу эту мимо пронеси. 

Я люблю твой замысел упрямый 
И играть согласен эту роль. 
Но сейчас идёт другая драма, 
И на этот раз меня уволь. 

Но продуман распорядок действий, 
И неотвратим конец пути. 
Я один, всё тонет в фарисействе. 
Жизнь прожить — не поле перейти. 

1946 

Иней

Глухая пора листопада. 
Последних гусей косяки. 
Расстраиваться не надо: 
У страха глаза велики. 

Пусть ветер, рябину занянчив, 
Пугает её перед сном. 
Порядок творенья обманчив, 
Как сказка с хорошим концом. 

Ты завтра очнёшься от спячки 
И, выйдя на зимнюю гладь, 
Опять за углом водокачки 
Как вкопанный будешь стоять. 

Опять эти белые мухи, 
И крыши, и святочный дед, 
И трубы, и лес лопоухий 
Шутом маскарадным одет. 

Всё обледенело с размаху 
В папахе до самых бровей 
И крадущейся росомахой 
Подсматривает с ветвей. 

Ты дальше идёшь с недоверьем. 
Тропинка ныряет в овраг. 
Здесь инея сводчатый терем, 
Решётчатый тёс на дверях. 

За снежной густой занавеской 
Какой-то сторожки стена, 
Дорога, и край перелеска, 
И новая чаща видна. 

Торжественное затишье, 
Оправленное в резьбу, 
Похоже на четверостишье 
О спящей царевне в гробу. 

И белому мёртвому царству, 
Бросавшему мысленно в дрожь, 
Я тихо шепчу: «Благодарствуй, 
Ты больше, чем просят, даёшь». 

1941 

Любить иных - тяжёлый крест, 
А ты прекрасна без извилин, 
И прелести твоей секрет 
Разгадке жизни равносилен. 

Весною слышен шорох снов 
И шелест новостей и истин. 
Ты из семьи таких основ. 
Твой смысл, как воздух, бескорыстен. 

Легко проснуться и прозреть, 
Словесный сор из сердца вытрясть 
И жить, не засоряясь впредь, 
Всё это - не большая хитрость. 

1931

* * *
Годами когда-нибудь в зале концертной
Мне Брамса сыграют, тоской изойду.
Я вздрогну, я вспомню союз шестисердый,
Прогулки, купанье и клумбу в саду.
Художницы робкой, как сон, крутолобость,
С беззлобной улыбкой, улыбкой взахлеб,
Улыбкой, огромной и светлой, как глобус,
Художницы облик, улыбку и лоб.
Мне Брамса сыграют, я вздрогну, я сдамся,
Я вспомню покупку припасов и круп,
Ступеньки террасы и комнат убранство,
И брата, и сына, и клумбу, и дуб.
Художница пачкала красками траву,
Роняла палитру, совала в халат
Набор рисовальный и пачки отравы,
Что "басмой" зовутся и астму сулят.
Мне Брамса сыграют, я сдамся, я вспомню
Упрямую заросль, и кровлю, и вход,
Балкон полутемный и комнат питомник,
Улыбку, и облик, и брови, и рот.
И вдруг, как в открывшемся в сказке сезаме,
Предстанут соседи, друзья и семья,
И вспомню я всех, и зальюсь я слезами,
И вымокну раньше, чем выплачусь, я.
И станут кружком на лужке интермеццо,
Руками, как дерево, песнь охватив,
Как тени, вертеться четыре семейства
Под чистый, как детство, немецкий мотив.
1931

Опять Шопен не ищет выгод, 
Но, окрыляясь на лету,
Один прокладывает выход
Из вероятья в правоту.
Задворки с выломанным лазом,
Хибарки с паклей по бортам.
Два клена в ряд, за третьим, разом
Соседней Рейтарской квартал.
Весь день внимают клены детям,
Когда ж мы ночью лампу жжем
И листья, как салфетки, метим,
Крошатся огненным дождем.
Тогда, насквозь проколобродив
Штыками белых пирамид,
В шатрах каштановых напротив
Из окон музыка гремит.
Гремит Шопен, из окон грянув,
А снизу, под его эффект
Прямя подсвечники каштанов,
На звезды смотрит прошлый век.
Как бьют тогда в его сонате,
Качая маятник громад,
Часы разъездов и занятий,
И снов без смерти, и фермат!
Итак, опять из-под акаций
Под экипажи парижан?
Опять бежать и спотыкаться,
Как жизни тряский дилижанс?
Опять трубить, и гнать, и звякать,
И, мякоть в кровь поря, опять
Рождать рыданье, но не плакать,
Не умирать, не умирать?
Опять в сырую ночь в мальпосте
Проездом в гости из гостей
Подслушать пенье на погосте
Колес, и листьев, и костей?
В конце ж, как женщина, отпрянув
И чудом сдерживая прыть
Впотьмах приставших горлопанов,
Распятьем фортепьян застыть?
А век спустя, в самозащите
Задев за белые цветы,
Разбить о плиты общежитий
Плиту крылатой правоты.
Опять? И, посвятив соцветьям
Рояля гулкий ритуал,
Всем девятнадцатым столетьем
Упасть на старый тротуар.
1931

ОБЪЯСНЕНИЕ

Жизнь вернулась так же беспричинно,
Как когда-то странно прервалась.
Я на той же улице старинной,
Как тогда, в тот летний день и час.

Те же люди и заботы те же,
И пожар заката не остыл,
Как его тогда к стене Манежа
Вечер смерти наспех пригвоздил.

Женщины в дешевом затрапезе
Так же ночью топчут башмаки.
Их потом на кровельном железе
Так же распинают чердаки.

Вот одна походкою усталой
Медленно выходит на порог
И, поднявшись из полуподвала,
Переходит двор наискосок.

Я опять готовлю отговорки,
И опять всё безразлично мне.
И соседка, обогнув задворки,
Оставляет нас наедине.
_______

Не плачь, не морщь опухших губ,
Не собирай их в складки.
Разбередишь присохший струп
Весенней лихорадки.

Сними ладонь с моей груди,
Мы провода под током.
Друг к другу вновь, того гляди,
Нас бросит ненароком.

Пройдут года, ты вступишь в брак,
Забудешь неустройства.
Быть женщиной — великий шаг,
Сводить с ума — геройство.

А я пред чудом женских рук,
Спины, и плеч, и шеи
И так с привязанностью слуг
Весь век благоговею.

Но, как ни сковывает ночь
Меня кольцом тоскливым,
Сильней на свете тяга прочь
И манит страсть к разрывам.
1947

Перевод стихов Бараташвили:  

ЕКАТЕРИНЕ, КОГДА ОНА ПЕЛА ПОД АККОМПАНЕМЕНТ
ФОРТЕПЬЯНО

Звуки рояля
Сопровождали
Наперерыв
Части вокальной —
Плавный, печальный
Речитатив.

Ты мне всё время
Слышалась в теме,
Весь я был твой.
В смене гармоний,
В гулкой погоне
Их за тобой.

Мало-помалу
Ты распрямляла
Оба крыла.
И без остатка
Каждою складкой
В небо плыла,

Каждым изгибом
Выгнутых дыбом
Черных бровей,
Линией шеи,
Бездною всею
Муки моей.

(1839)

• Шаламов В. Переписка и воспоминания о Б. Л. Пастернаке. shalamov.ru.
• Борисов В. М. Река, распахнутая настежь К творческой истории романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго». pasternak.niv.ru (1988).
• Зыслин Ю. Александр Галич: «Пастернак будет жить вечно». Русская Америка, №342. rusamny.com (2005).
• Леви В. Пунктир Пастернака. levi.ru. — Воспоминания.

Сарнов Б. Диалог продолжается. Лехаим, №8(184).