Каждое утро я просыпаюсь другой женщиной.
В понедельник я - итальянка. Просыпаюсь в римском утре, где свет золотится даже в чашке кофе. И ничто в этой нестройной, шевелящейся, слегка пыльной вселенной не может сравниться с бледно-холодной нежностью Pietà Микеланджело, где мрамор — плоть, а боль — музыка. Потому что ватиканские скульптуры, Давид во Флоренции, Уффици — храм цвета, венецианское стекло — застывший звон. Потому что сапожники, о да, они, как бог резца, точны в коже. Ибо даже телефон, даже радио — итальянская кровь, тонкая, кипящая. Вивальди, Пуччини, Беллини — их ноты — каналы, в которых плывёт человеческая душа. Всё великое однажды просочилось из узкого сапожка на карте — Италии.
Во вторник я - француженка. Потому что утро пахнет круассаном и гравюрой. Потому что Парижская Опера — как сон, слегка приторный, с пеплом на веках. Потому что Лувр — клубок взглядов, и каждый из них знает больше тебя. Потому что кинематограф — выдуман французами, как способ видеть сквозь время. Потому что язык — как вино с шоколадом: режет и ласкает. Потому что в четырнадцать я читала французские романы и чувствовала, будто кто-то пишет их прямо под моей кожей. Потому что Монмартр, Институт, Île de la Cité — архитектурные стихи.
В среду я - китаянка. У меня чайная церемония вместо завтрака и внутренний дракон вместо страхов. Только китайцы умеют растить сады, как будто растят душу. Потому что всё, что тонко — их. Бумага, печать, лапша, мельницы — вся эта цивилизация на удивление похожа на шелковый свиток, в который кто-то случайно завернул вечность. А ДАО и Фэн-шуй — не учения, а рельсы, по которым катится реальность.
Четверг — день британский. Я — достойный потомок лондонского тумана. Потому что их дождь имеет литературное образование. Потому что Шекспир — это не писатель, а ось, вокруг которой вертится весь театр мира. Потому что Диккенс, Толкин, Роулинг — это целый архипелаг в океане воображения. Потому что The Beatles — Евангелие для шестидесятых. И язык, конечно — его зубцы повсюду: в Дели, в Лагосе, в Рио. И даже в Китае — тихо просачивается сквозь чаи и шелка.
В пятницу я — эллинка. У меня в руках кувшин, на плечах хитон, а в голове — философия. Они — первые, кто придумал философствовать. Слово «демократия» пахнет жаром Пелопоннеса. Их вино — ещё и метафора, их поэзия — у фонтанов, их карты — попытка разметить хаос.
Ах, если бы Сократ мог меня услышать... он бы, пожалуй, одобрил мою иронию.
Суббота — украинская. День, когда сердце поёт. Нет на свете песен печальнее, чем украинская колыбельная. Их мелодия — как скошенное поле под дождём. Нежная, горькая, настоящая. В каждом слове — душа. В каждом аккорде — мать, поле, хлеб, небо.
В воскресенье я — индуска.
Потому что тело — это храм, а йога — молитва без слов. Потому что в каждом изгибе тела — тысячелетие. Йога — мой способ собрать себя после всех недельных путешествий. В этот день я молчу. Смотрю внутрь, туда, где в позе лотоса свернулась вечность. Я — храм, и в нём покой.
Я — голландка.
Потому что масляная краска была их откровением. Потому что барбизонцы — как утро в тумане. Потому что они узаконили то, что всегда было. Потому что жить — не значит бороться с ветром. Политики пусть играют, а женщина в витрине Амстердама — тоже часть цивилизации, как тюльпан, как сыр, как Рембрандт.
А потом — непредсказуемо — я становлюсь американкой.
Потому что только Америка могла поверить в миф настолько сильно, что он стал правдой. Потому что в этой стране, как в безумной воронке, человек, если у него остались силы, может долететь до солнца. А если нет — обуглиться и упасть. Потому что Метрополитен и Смитсоновские музеи идеальный союз прошлого и настоящего. Потому что поп-культура стала культурой. Потому что они собрали всё — как лего, из разных эпох, разных рас, разных гениев. И построили из этого небоскрёб. Америка — манифест возможностей. Но Америка не любит слабости.
Эта нация великанов.
Я — канадка.
Потому что Канада — это как объятие после снежной бури. Там снег — не беда, а ритуал. Там воздух добрее. Там доброта — не пафос, а температура тела. Потому
Во мне целая перепись цивилизаций. У меня в душе и пагода, и собор, и библиотека, и роща.
Вопрос лишь в том, в каком паспорте мне стоит остаться. Или — не стоит вовсе.
Вот поэтому даже на улетной неделе и не хочется в штаты (нет места тем-то, тем-то и тем-то).
ReplyDeleteМежду прочим, вне зависимости от ощущений, когда ты начинаешь говорить, я сразу понимаю, что имею дело с украинкой. И это очень греет.
Слушай, Петра- это в Иордании, а у МА- Пьета:))
ReplyDeleteкозьмаполитка дорогая
ReplyDeleteУ МА-Пьета
ReplyDeleteЗдорово!, а как определяется украинка, по какому признаку? Что их роднит? Интересно, что меня принимали и принимают за немку, еврейку, француженку, польку, русскую, украинку и шведку. О, забыла, еще за латиноамериканку (не помню из какой страны), ну это уже ни в какие ворота, но одноко же...
ReplyDeleteДа но глупо же разделять людей по национальному принципу.
Elena D. wrote: "Подписываюсь под каждым словом :)"
ReplyDeleteF.Kr. wrote: kak vsegda chitaesh na odnom dihanii !!!!
ReplyDeleteМаргарита,прекрасныи текст. Помнишь как в песне:"Если бы парни всеи земли". Так вот ,если бы люди всеи земли смотрели на мир твоими глазами,было бы легче и радостнеи жить.
ReplyDeleteThis comment has been removed by the author.
ReplyDeleteCпасибо дорогой А.Б.
ReplyDeleteАннечка, рада что у нас созвучные мысли. Спасибо за поддержку.
ReplyDeleteA.B.wrote:
ReplyDeleteКосмополиты – узкая лазейка,
И я туда не проползу за Вами,
Поскольку я Вас вижу иудейкой
С печальными и умными глазами.