У
тих, хто переживає обстріли, почуття сплітаються в щільний, упертий клубок.
Страх перестає бути спалахом і стає фоном — густим, туманним, майже тілесним.
Втома осідає на плечах, бо тривога не стихає навіть у тиші: людина
прислухається до світу так, ніби в ньому причаївся невидимий хижак. Гнів
піднімається від безсилля, від зруйнованих домівок, від вкраденої нормальності,
яка колись здавалася буденною, майже непомітною. Туга озивається щоразу, коли
згадується минуле життя — те, де не треба було знати маршрути до укриттів і
засинати в одязі.
Але
серед усього цього — дивовижним чином — народжуються сила й упертість. Люди
продовжують варити суп, іти на роботу, виносити сміття, допомагати сусідам,
навчати дітей. Їхні повсякденні жести виглядають як тихий виклик війні, як
спроба втримати людяне там, де все прагне перетворитися на хаос.
І понад усіма цими почуттями лежить ще
одне — крихка, але вперта надія. Вона тонка, як промінчик світла під дверима,
але вона є. Вона говорить, що одного дня ця безконечна ніч закінчиться, і знову
можна буде жити — не виживати.
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Оксана
Ночью дом дышал неуверенно, будто и он
вслушивался в небо. Оксана сидела на полу, прислонившись спиной к холодной
стене, и держала ладонями стакан самогонки — так легче было слышать только
собственный пульс, а не тот гул, что жил теперь в каждой паузе между взрывами.
Сирена давно стихла, но никто не спешил
вставать. Тишина была подозрительной, как зверь, затаившийся в траве. В
соседней комнате кто-то шепотом попросил воды, и этот обычный звук показался ей
почти неприличным — слишком утешительным на фоне дрожащего стекла.
Когда ударил следующий взрыв, дом повело, и с
потолка посыпалась известка, легла на волосы Оксане, как ранний снег. Она
автоматически проверила глазами: стены стоят, потолок тоже. Всё вроде бы на
месте — кроме того, что сердце снова ухнуло в пятки и застряло там, словно
бесконечный камень.
Она вспомнила, как раньше просыпалась от
будильника, от запаха кофе, от смеха сына в коридоре. Теперь будильником служил
ночной не́бо, переворачивающееся в реве, а утро начиналось с проверки, кто из
близких на связи.
Через какое-то время стало тихо — не мирно, а
обманчиво. Оксана поднялась, разогнула затекшие ноги и подошла к окну. За
стеклом темнели дома, как раненые животные, притихшие в ожидании следующего
удара. Но где-то между ними пробегал свет фонаря, маленький и дерзкий, будто
показывал: пока светит — всё еще можно жить.
Она вдохнула пыльный воздух и неожиданно
почувствовала — не силу, нет, — а тонкую, упорную нить внутри, которая каждый
раз рвалась, но почему-то вновь завязывалась. И она поняла, что это и есть её
собственная тихая победа: возможность подняться всякий раз, когда земля под
ногами перестает быть землей.
Оксана коснулась стекла ладонью — оно дрожало,
как дыхание.
«Дождаться утра», — подумала она.
И знала, что дождется.
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
На фоне боли, разрушений,
постоянного ужаса и попыток просто выжить, политические игры выглядят особенно
цинично.
Для
многих украинцев каждый день — борьба за жизнь, за дом, за шанс увидеть завтра.
И политические игры в кулуарах, переговоры, сделки, «встречи-саммиты» всё это
может казаться оторванным от реальности — когда бомбы рушат дома, а люди теряют
близких.
Когда
лидер мощной державы предлагает «мирное соглашение», но на условиях
компромиссов — это для украинцев может восприниматься как торг жизнью и
территорией.
Когда
страна, под обстрелами, вынуждена выбирать между войной и «миром на чужих
условиях» — ценность человеческой жизни и суверенитета ставится на весы.
Политика в таких обстоятельствах — не просто идеология или стратегия, а жизнь и
смерть, судьбы людей.
2025
No comments:
Post a Comment