Ксенофобы

Ксенофобы

Знакомы ли Вы с ксенофобами? Говорили ли с ними, точнее будет спросить слушали ли Вы их? Ксенофобы и я существовали, до недавнего времени, в параллельных плоскостях, не пересекались. Года два назад что-то сдвинулось в моем пространстве, меня одолевают генетически «ударенные» фанаты: агрессия, неустроенность в голове, нежелание видеть и слышать, неумение думать, страх, ненависть… 

Чего я только не наслушалась. От «любителей» всего русского я «узнала» что история культуры русских и славян насчитывает миллионы (!!!) лет и что они строили египетские пирамиды, пишут лучшую в мире музыку… От украинских фанатиков я узнала, что русских, как таковых не существует, а существуют финно-угорские племена, у которых вообще культуры то нет и никогда не было и т.д. От фанатиков сионистов – что родоначальниками всех королевских домов Европы являются евреи, … От антисемитов я узнала, что евреи вообще не принадлежат к человеческой расе. От "почитателей" ВВ Путина, что он новый мессия, которого все так ждали. От фанатиков мусульман я узнала .... 

Почему я должна терять время на подобный бред, на ксенофобов? При чем здесь я?  

Его лицо — скуластое, невыносимо правильное, как геометрическая ошибка — сжималось в гримасу всякий раз, он наблюдал фигуры, не вписывающаяся в его узкую галерею «нормальности». 

Смуглый юноша с серьгой в ухе. Женщина в кимоно. Дети, болтающие на другом языке. Он кривился, морщился, как человек, у которого под ногтем — заноза, но он боится боли вытаскивания. 

Ксенофоб — это эстет, у которого дурной вкус. Он не любит других потому, что не умеет любить сложное, смешанное, многослойное. Он предпочитает простую симфонию собственного отражения. 

Вот так: человек видит другого человека с другим носом, другим флагом на футболке, другим представлением о завтраке — и он паникует. Он не просто паникует. Он возводит стену. Иногда в своем воображении, иногда из настоящих кирпичей. Иногда из законов, иногда из пуль. Ксенофобы верят в аккуратность. Людей нужно сортировать, маркировать, складывать в герметичные коробки. Желательно, чтобы те говорили на их языке, носили их шляпы и готовили еду так же, как это делала бабушка — что, давайте посмотрим правде в глаза, могло было ужасно. 

В его голове — музей чучел: китайцы с рисовыми мисками, арабы с кинжалами, американцы с жвачкой, евреи с кошельками. Всё подписано, рассортировано, застывшее. Он не знает живого человека — он знает только ярлыки, и ярлыки эти лепит щедро. 

Вот в чем фишка: ни один ребенок не рождается с ненавистью к кому-либо. Кто-то должен научить ребенка ненавидеть. Это означает, что кто-то тратит свою драгоценную, чудесную, единственную жизнь, превращая ребенка в узкую, испуганную маленькую эхо-камеру. 

Ах, если бы он понял, что язык другого — не угроза, а музыка! Что чужой — это просто неоткрытая книга, возможно, лучше написанная, чем собственная. 

Но, боюсь, ксенофоб не читает книг. Он боится, что буквы там — не его.