Зазеркалье

Между зеркалами

Свет туннеля обнимает меня,
я лечу, и не лечу,
я вижу себя
и всё вокруг себя,
но возвращение —
это тонкая нить,
тянущая к дому,
к смеху, к слезам, к земле.

М жила сразу в двух измерениях. В одном — обычная жизнь: радовалась, грустила, смеялась, плакала, наблюдала, анализировала, была частью семьи, училась, работала. Всё земное, всё привычное, всё вроде бы просто.

В другом измерении — которое она иногда называла зазеркальем (Алису, конечно, помните?) — она была частью вселенской мудрости. Бесстрастной, все понимающей, всё принимающей. Там не было эмоций, не было других, была только она. Всегда одна. И там она видела людей насквозь: каждое движение души, каждый их путь от рождения до смерти. Управлять этим миром было невозможно. Невозможно сказать: «Не хочу знать, не хочу понимать, не хочу возвращаться».

Первый раз М оказалась там после рождения дочери. Девочка мучила М три дня, три долгих дня сопротивлялась рождению, и когда наконец появилась — сил у М не осталось. Она ушла. Ушла устало, не сразу поняв, что именно происходит. После ухода она как будто из кабины вертолета наблюдала как люди шевелятся рядом с кроватью, где она все еще лежала. Она слышала вопли ребёнка, голоса вокруг: одни четкие, другие расплывчатые. Она мыслила, слышала, видела, двигалась, но ощущение существования было полным ничем. Ни рук, ни ног, ни глаз, ни ушей. И всё же — что-то было. Что-то давало ощущение движения.

Потом — туннель. Движущееся, подсвеченное зелёным, бежевым, золотистым светом. Сначала удивление, потом — охмеляющее чувство свободы и полёта. Летела стремительно, невероятно быстро (так ей казалось). Где-то вдали — призывный плач дочери. Вернуться она могла, но, честно говоря, не хотела. Звук плача малышки удалялся, потом совсем смолк.

Потеряв голосовую связь с прежним миром, М замерла. А потом ринулась со всей мощью назад, к голосу дочери.

М вернулась. Но как-то неправильно.

М вернулась в дом, но мир казался ей другим. Чайник бурлил с неумолимой энергией, а чай в чашке тянулся, словно старый ленивый кот. Муж и девочка смотрела на неё с удивлением — и с подозрением, будто она только что вернулась из чужой планеты и теперь проверяет: «А всё ли у вас здесь на месте?» М улыбнулась, но улыбка была странной: половина лица ещё в зазеркалье, другая — на кухне.

Она пыталась вспомнить, как делается обычная жизнь. Накормить ребёнка, рассортировать бельё, убрать дом. Но каждая бытовая мелочь оборачивалась внутренним спектаклем: дом сопротивлялся, бельё шептало свои требования, чайник кипел, как дикий зверь. М смеялась сама над собой, и в этот смех прокрадывалась та беззвучная музыка зазеркалья — тихая, золотистая, чуть тревожная.

Она старалась просто жить: гладить, кормить, играть, смеяться. Но внутреннее зазеркалье вмешивалось в любое движение. «Я вижу всё», — думала М, и голос её внутреннего наблюдателя звучал одновременно как предупреждение и как благословение. «Я знаю каждый шаг этой души… но как справиться с этим миром?»

Девочка подходила и тянула к себе. «Мама!» — один короткий крик, а внутри — тысяча эх. М опускалась на колени, брала её на руки, и ощущение земного и неземного смешивалось в теле, как два потока воды, сливающиеся в один. И поняла: вернуться полностью невозможно. Зазеркалье теперь было с ней, как невидимый спутник. И с ним — свобода полёта и тяжесть повседневности одновременно.

Мир не изменился. Но она изменилась.

М стояла у окна, держа в руках недопитый чай, а зазеркальное Я шептало сзади, невидимое и бесстрастное:

— Ты понимаешь, что это иллюзия? — спросило оно.
— Какая ещё иллюзия? — М вздохнула. — Всё здесь реально. Девочка, дом, чайник.
— Реально, говоришь? — и голос ехидно прозвенел в голове. — Реально — это когда можно взлететь и не бояться, когда свет туннеля обнимает тело, а не только разум.

М закусила губу. — Ну и что? Я вернулась сюда. Значит, это тоже реальность.
— Вернулась? — зазеркальное Я словно ухмыльнулось. — Ты здесь, но не полностью. Ты смеёшься, но смех твой с оттенком туннеля. Ты любишь, но часть тебя летит.

— Может, и летит, — сказала М, — но я не могу бросить дочь.
— Не можешь, — согласилось Я. — И правильно. Но смотри: каждый твой шаг здесь — как тень в туннеле. Она оставляет след. Ты учишься жить заново.

М усмехнулась. — Жить заново… Звучит как инструкция по сборке мебели. Но, наверное, ты права. Я не вернусь обратно полностью. И это, похоже, единственный способ быть собой.

— Именно, — согласилось Я. — Но помни: туннель рядом всегда. Он не исчезнет. Он наблюдает, тихо, осторожно, иногда смешно. И смех твой — это уже знак согласия.

М закрыла глаза и позволила себе вздохнуть. Смех, слёзы, движение — всё смешалось в один поток. Её реальность стала многослойной, где зазеркалье не угроза, а спутник. Она могла быть матерью и мудрой наблюдательницей, плакать и лететь, смеяться и понимать одновременно.

И впервые за долгое время ей показалось, что свобода — это не место, не свет, не туннель. Свобода — это способность быть здесь и там, полностью, с одной ногой на земле, с другой — в полёте, не теряя ни смеха, ни тревоги, ни любви.