Весенние Абсурдбизмы. 2020

Я пишу под музыку. По-моему, каждый рассказ, история созвучен с каким-то композитором или композицией. 

05/25/20 Некоторые мои коллеги и друзья просто в панике от моего «стреноженного» состояния. Полушутя, полусерьезно задают вопросы: как я переживаю этот экзотический опыт домашнего сидельца? Да никак, ребят, абсолютно спокойно! Я еще до всех этих запретов успела переорганизовать свой мозг с "далёких путешествий" на "ближайшие", и вот вам результат! Без паники, тут всё запланировано.

Кстати, нет худа без добра. Я всегда считала путешествия двумя видами: дальние и ближние. С дальними всё понятно – они, как и следовало ожидать, под замком. (Звучит как-то странно, правда? Как в каком-то диктаторском фильме. В Америке, например, если что-то запрещают, сразу ассоциации с мафией или «сухим законом» на горизонте). А вот с ближними, как ни странно, полный порядок. Эти, в свою очередь, делятся на два типа: экстравертные и «интровертные».

«Экстравертные» – это прогулки по лесным тропам, паркам или по почти пустым улицам. В общем, полный минимум людей и максимум природы. И ещё мой сад, где каждое движение ветра может превратить листья в новое произведение искусства, а запахи меняются быстрее, чем настроение на понедельник. И да, здесь всегда полно экшн-сцен с участием лягушек, жуков, птичек. Вечный движ, не скучно!

А «интровертные» – это уже дело тонкое. Путь внутрь себя, скажем так. Это или прогулка по мыслям, или же погружение в книги, в зависимости от настроения. Кто-то мечтает о далёких странах, а я просто заперт в своей голове и вроде как на этом пути тоже путешествую.

05/11/20 Мамин день. 

Вот и прошел этот самый «день матерей». Меня, если честно, поражает одно и то же шоу каждый год. В соцсетях опять переполох: все поздравляют своих мам в ФБ… «громогласно», хотя те сидят в соседней комнате, или, того лучше, прямо в той же квартире. И вот вопрос: зачем? Почему нужно выворачивать душу на публику? Неужели в глубинах подсознания все ещё сидит тот самый блатной «не забуду мать родную», с эффектом разрывания майки на груди, как на старых криминальных фото? Ну а дальше… для кого всё это? Для соседа, который сидит в той же ленте соцсетей и тоже жмёт лайк, или для «друга», с которым вы, может, и не встречались никогда? Поясните, зачем?

Какая разница тому же соседу, что вы чувствуете? Он ведь и так в курсе, что мама у вас есть, и что она любимая. Почему не просто подойти, обнять свою маму, прижаться к её теплой щеке, которая пахнет ванилью или каким-нибудь «бомбическим» парфюмом, и сказать ей: «Мама, родная, я тебя люблю!»? Почему бы не вспомнить те моменты, когда она пекла пироги, читала книги, пела колыбельные, а вы сидели с открытым ртом, поглощая этот волшебный мир? Это ведь и есть настоящая близость, а не лайки и комментарии.

И, честно говоря, вот в этой публичности я часто сомневаюсь. Реальные ли это чувства, или просто шоу для одного дня? На следующий день всё вернется на круги своя, и через год опять этот флешмоб с не менее «громкими» поздравлениями. Ах да, и где-то между этими «поздравлениями» мама снова забудется.

05/07/20 Инструкция по расчеловечиванию

Некоторые сидят и лицом умным торгуют.

Одни —денежку и капельку совести наливают в чашу милосердия, другие спасают котиков, влажные леса, геополитику. Некоторые — смену строя под соусом демократии с привкусом брокколи. А кто-то — физиономию умную натянул, глазки сощурил, читает манифесты, за справедливость, за равенство, за кефир без лактозы. А вот и еще одни: «Отнять оружие у народа!» — пищат, как чайник в кипении. Кое-кто почти обморочно: историю, переделать, переписать, перелицевать. Летопись перекрасим, Сталина отбелим, Ивана Грозного — в экологисты запишем.

И в этом хоре — ни одного голоса, который бы хрипло, но честно сказал: «А не пойти ли нам коллективно, с чувством, с расстановкой, через зеркало? А не посмотреть ли, что за мрак копошится под нашим фасадом — под подмышкой души, в черном ящике головы?» Нет, не сказали. Зачем? В себе копаться? Фу! Это ж не лайкнуть, не твитнуть, не маршировать с транспарантом из биоразлагаемого картона. Себя разгрести — не «против» быть, не «за», а так, по-настоящему: взять совочек и разгребать.

А это ж больно, это ж пахнет. А проще ведь как? Выйти, покричать, что у соседа тараканы, пока свои насекомые различного толка по потолку пляшут. Проще — с трибуны, с инсты, с тёплой кафешки — про нужды чужие, пока свои нужды орут в подвале, прикованные цепью к батарее.

Нда…

05/06/20 О страсти.

Если ты вступаешь в замужество, как в горящий дом, с пылающим в руках факелом страсти, мечтая, что пламя будет вечно ласково лизать стены твоего желания, — ты, моя бедная подруга, уже одинока. Не трагически, не шекспировски — нет, гораздо будничнее: ты одна, как человек, влюблённый в витрину.

Когда восхищение телом — столь хрупким, столь механическим в своей прелести — становится единственной молитвой, ты забываешь, что кожа не вечна, изгиб — это геометрия, а запах — лишь миг химии. И вот уже взгляд скользит, не задерживаясь, прикосновения утомляют, а тишина — звенит.

Душа — тонкая, капризная, не терпящая суеты страсти — отступает. Сначала чуть, потом стремительнее. Она не хлопают дверями — она растворяется, как утренний туман в солнечном стекле. И ты остаёшься — не просто в одиночестве, а в эхо-камере собственной, иссякшей, разучившейся любить души.

Это и есть подлинное одиночество — когда в комнате, полной дыхания, тебе вдруг не хватает воздуха.

04/29/20 "Многознание - уму не научает" Гераклит Эфесский

04/24/20 Интересно, как генетически модифицированные продукты повлияют на развитие человека, будут ли аномалии? Скорее всего будут. Как природа перенесёт очередное насилие? 

04/24/20 Интересно, как генетически модифицированные продукты повлияют на развитие человека, будут ли аномалии? Скорее всего будут. Как природа перенесёт очередное насилие?

Годы смутного времени – ковид.
Стоит ли поддаваться панике, отравлять себе и окружающим дни — из-за того, что вне власти изменить? Беспокойство, запертого в одном из тёмных закоулков сознания, — верный путь к страданию, апатии, той тяжёлой, вязкой тени, которую называют депрессией.

В эту странную, зыбкую эпоху неопределённости куда разумнее — научиться жить настоящим: минутой, часом, днём. Смотреть, как в тишине просыпается сад. Слушать музыку леса — не композиторскую, но первозданную. Разговаривать с птицами, не ожидая ответа. Следить, как облака лениво плывут по небу — и понимать, что в их спокойствии больше смысла, чем в любой панике.

Обратила внимание: страх приходит волнами. В соцсетях — будто в открытом море — сначала штиль, два-три дня тишины, даже легкого облегчения, а потом — резкий порыв, всплеск тревоги, шторм панических настроений. Словно всё общественное сознание вдруг натягивается, как парус перед бурей, и разом срывается в безмолвный крик.

Я задумалась: неужели это похоже на жизнь океана? Всплывает и уходит, ритмично, живёт по своим законам. А ведь мы сами — почти вода. Почти океан. Девяносто процентов нашей плоти, этих внешне плотных тел, — жидкость. Текучая, чувствительная, зависящая от лунного притяжения, от погоды, от дыхания других.

Может быть, наши страхи — это не только ум, не только информация, не только новости, но и тела, и их безмолвная память? Может, паника рождается в самой жидкости нас, как буря рождается в глубинах морей — долго и незаметно, прежде чем обрушиться на поверхность?

И тогда становится важным не только то, что мы читаем или слышим, но и то, как мы настраиваемся внутри. Как мы держим внутренний якорь. Чтобы не слететь с курса. Чтобы плыть — даже если кругом волны.

04-23-20 Человеки «как надо».

Я плохо переношу людей, у которых на всё есть ответ. Которые вещают с уверенностью палача: спокойно, хладнокровно, методично. Они знают, как надо. Как жить, за кого голосовать, кому верить, кого отменить, кого — стереть с лица земли. У них нет сомнений — потому что сомнение для них слабость. А слабость — грех.

Ты для них — заготовка. Объект воспитания. Они смотрят на тебя, как надзиратель на заключённого: ещё не исправлен, но уже под контролем.

И, знаешь, самое мерзкое — у них нет чувства юмора. Вообще. Ни к себе, ни к тебе, ни к миру. Шутка для них — как угроза, как бомба, как трещина в их бетонной реальности. Они боятся иронии так, как система боится правды. Потому что ирония — это свобода. А им она не по нутру. Они не умеют смеяться — только указывать, приказывать, карать.

Они строят государство из кирпичей правоты. Каждый кирпич — чужая вина. А раствор — это страх. Твой страх.

Такие люди не просто опасны. Они — удобны. Для власти, для репрессий, для войны. Им скажи «враг» — и они пойдут, не спросят. Потому что знают, как надо.

04-17-20 Расцвела Kwanzan Cherry 

Арт.

Думаю, что у человека есть некие внутренние рамки. Ментальные бордюры. Ограничители, вмонтированные с детства с помощью воспитания, телевизионных матриц, тёток в школе, двух-трёх друзей, а также коллективного гула из комментариев под новостями. Эти рамки вроде бы защищают — но на деле сжимают. Делают восприятие миром суженным, как взгляд из глазницы кассового автомата.

Постепенно мы обрастаем фильтрами. Мы начинаем оценивать всё через набор своих «жизненных критериев». «Это хорошо», «это чушь», «этого я не понимаю, значит — это дерьмо». Такая система, конечно, удобна: она экономит энергию и избавляет от чувства растерянности. Мир становится плоским и безопасным, как меню в аэропорту.

И вот тут возникает арт. Любая его форма — живопись, литература, театр, запах в музее современного искусства или графити. Арт — это вирус, подгружаемый в операционную систему твоего «я». Он взламывает критерии. Он не объясняет — он делает. Делает так, что ты вдруг перестаёшь понимать, где рамка, а где её отражение.

Ты смотришь, и в какой-то момент всё расплывается. Цвет, форма, звук, идея — всё это вгрызается в твоё сознание. Ты теряешь себя — и именно в этот момент ты чувствуешь что-то похожее на настоящую свободу.

Мир вдруг становится странным, огромным, дышащим. Будто ты всё это время смотрел на него из-под воды — и только сейчас вынырнул. Дышать становится легче. Тебя как будто больше нет — но впервые за долгое время ты чувствуешь, что жив.

04-16-20 Правдивое слово — словно острый луч сквозь витраж: неизбежно рассеивается на осколки чужих восприятий и ранит. У всякого — своя версия правды, сшитая из обмана, опыта и уюта. У каждого — свой идол, отполированный слепой верой: будь то флаг, лицо, догма или призрак. Люди страстно любят коленопреклонение, особенно если не замечают, как низко пали. А те немногие, кто осмеливается произнести правду вслух, — да, с ухмылкой, да, с искрой, — платят. Платят без сдачи.

Формула карантинного утреннего счастья.
Проснувшись ранним утром — ещё не открыв глаз, ещё не оторвавшись от сна, — с безмолвной лаской пожелайте себе тишины, покоя, хорошего настроения. Мягко, почти с улыбкой, мурлыча про себя что-то неслышное, откройте глаза. Свет — чистый, живой, будто сам день заглянул к вам в окно, — обдаст вас. Зажмурьтесь, как ребёнок, умытый солнцем.

Если же за окном дождь, не грустите: послушайте, как он шепчет, как струится, как будто отмывает мир. И среди этой прохлады — почувствуйте невидимое солнце. Оно есть. Просто скрыто. Посчитайте пылинки, танцующие в солнечном луче, — как маленькие души, живущие в утре.

Попросите «Алексу» включить утренний джаз — что-нибудь лениво-медовое, расплывающееся в воздухе, как молоко в кофе. Потянитесь, нащупайте книгу. Для солнечного утра лучше всего — поэзия. Возьмите Бунина, Тютчева, Цветаеву, Пушкина — кого подскажет душа.

Сегодня — Бунин.
Мглистая свежесть кругом
Смешана с золотом жарким...

Откройте томик наугад, прочтите одну-две строфы. Пусть откликнется. Пусть коснётся сердца. Улыбнитесь. Ещё немного понежьтесь в постели. Потом встаньте — медленно, с благодарностью к телу — и обнимите коврик для йоги. Йога — это кошачья грация, это про то, как течёт жизнь в позвоночнике. После кундалини тело наполняется лёгким сиянием, как утренний воздух. Вы чувствуете: всё на своём месте. Вы — в мире. И мир — в вас.

Выпейте несколько глотков прохладной воды. Не забудьте про шавасану. Потом — душ, как тихий водопад. И свежевыжатый сок, похожий на каплю солнца в ладони.

А потом — сад. Сад каждое утро говорит с вами, если прислушаться. Ландыши, клематисы, розы, пионы, сирень... Всё цветёт, тянется, дышит. Птицы снуют, перекликаются, вьют гнёзда в самых неожиданных местах. Пчёлы и шмели — серьёзные труженики, кружат от вишни к вишне. Трава захлёстывает клумбы, не спрашивая разрешения. Папоротник, упрямец, вдруг вырос на старой вишне. Иногда в сад забредают зайцы. Иногда — олени.

С добрым утром.

Завтрак — по вдохновению. Мне по сердцу гренки с бри, тост с авокадо и яйцом, омлет с луком и паприкой, овсянка с яблоком и корицей. Иногда — оладьи с голубикой, или блинчики с творогом... Да, да, знаю — перебор. Просто иногда мечтаешь, забывая про карантийные «ограничения».

Для утра — напиток: тёплая вода, лимон, мёд, немного имбиря. Как глоток тепла изнутри.

Иногда я встаю ещё до света. Сбегаю — босиком, на цыпочках — вниз, в зелёную комнату. Там — кресло, тишина, блокнот. Пишу. Всё рушится — ритуалы, привычки, графики. Вместо мёда — кофе. Иногда с кардамоном. Иногда — с чёрным перцем. Иногда — с корицей. Завтрак готовит сонный АП, ворча и посмеиваясь. Мол, сбежала, не «пойожилась», не обнялась. А иногда — я в студии. Там — другой свет. Тени бегут, краски оживают, холсты дышат.

С добрым утром, — какое бы оно ни было

04/09/20 Курт Воннегут. "Мне кажется, что ей было легче найти нужный тон, чем мне, потому что во время Великой депрессии настроение у людей было другое. Тогда Фиби Хэрти, как и многие американцы, верила, что народ станет счастливым, справедливым и разумным, как только наступит «просперити» — благосостояние....... Но в американский рай уже никто не верит." Интересная фраза, не правда ли?

04/08/20 Не путайте эмоции с чувствами.
04/07/20 Подчас, разрушительные страсти одеты в святые одежды, например фанатизм. Как много людей хотят утвердить себя за счет других.

04/05/20  За все тебя судьба благодарю…
То ли Господь рассердился на своих непокорных, неуемных чад, то ли Земле мы попросту надоели — с нашей нескончаемой жаждой разрушения, с вечной спешкой, с безумием потребления. А может, всё куда проще — и мы действительно идиоты. Не знаю. Но одно ясно: факт остаётся фактом.

Вирус, как оружие массового поражения, — без шума и взрывов — ударил по человечеству. Поражает он прежде всего взрослых, нас, но щадит детей. И я говорю не только о здоровье. Для одних заканчивается жизнь. Для многих — привычная жизнь. Кто-то до сих пор не осознал происходящего и катится по инерции, словно в забытой кем-то машине, оставленной на склоне.

Для миллионов ушло в прошлое дело, которое кормили их, которое, быть может, давало ощущение нужности, жизни. Тают сбережения. В Америке — 13% безработных. Такого не было со времён 40-х годов прошлого века. Мы ещё не достигли глубины Великой депрессии, но — уже рядом.

Государства теперь диктуют нам меру нашей свободы. Впрочем, многие и раньше добровольно отказывались от выбора, предпочитая уютную несвободу — на диване, у телевизора, в режиме "работа-дом".

Ушли в прошлое посиделки с друзьями. С некоторыми — навсегда.
Матери не могут прижать к сердцу своих детей, живущих в другой стране. Любимые не могут обнять друг друга. Общаются через экраны. И за это — спасибо интернету.

Дети не навещают родителей, и это считается благоразумным.
В прошлое ушли путешествия. А ведь именно в дороге человек обретал способность на миг выйти из собственной кожи, раствориться — в других воздухах, обычаях, вкусах, взглядах. Память теперь — единственная гавань. И в её хрупких ячейках хранятся:
— Академия искусств во Флоренции,
— Собор Святого Марка в Венеции,
— Мглисто-золотые туманы Мачу-Пикчу,
— Искрящийся снег и лантерны Никко в Японии,
— Танец фламенко в Севилье…

Да, есть YouTube. Но разве передаст он воздух страны? Её суть, её оттенки, запахи, настроение? Компьютер бездушен.
Как я благодарна судьбе за вчера. Мы с тобой когда-то решили: не откладывать жизнь «на потом». Мы ездили, летали, бродили, влюблялись — в мир и в себя, на его фоне.
Спасибо тебе, судьба, за это.

Ушёл в прошлое театр — не в смысле «доступа», а в смысле волшебства. Смотреть пьесу на экране — не то. Театр был входом в иной, тонкий мир, мир, на который нельзя повлиять, но который может навсегда изменить тебя.
И всё же — спасибо YouTube.

Ушло и бродяжничество по Уффици, Лувру, Прадо…
Никакое видео не передаёт мазка кисти, запаха зала, тишины перед картиной. Смотреть живопись на экране — всё равно что нюхать цветок на фотографии.
Грустно.
Спасибо памяти.

Изобилие в магазинах стало хрупкой иллюзией.
Государство уверяет: продуктов достаточно, проблема — в логистике. Но кому от этого легче? Цены растут. Банка дрожжей в Amazon — 10 долларов. Мука — нарасхват. Привычные походы в магазины — тоже в прошлом. Впрочем, для таких, как я, это всегда было тратой времени.

Ушли и походы в рестораны, пабы, кафе. Мы почти не готовили дома — не было ни сил, ни желания. А теперь — готовим. Со вкусом, с вниманием.
Спасибо судьбе и за это.

В английском языке есть прекрасное слово present — и «настоящее», и «подарок». Пусть настоящее станет подарком.
В саду, в лесу, у реки — нет плохих новостей.
Нет спешки. Нет страха.
Есть только шелест воды, пение птиц, нежные цветы, кристальный воздух.

Сейчас, пожалуй, по-настоящему спокойно лишь тем, кто:
— искренне верует (их всегда было немного);
— искренне богат;
— и тем, кто искренне умеет видеть свет в любой тьме.
Остальные — выживают.

Семьи, где было тепло — стали ещё ближе.
А в других — идёт процесс нового узнавания.
Те, кто оказался вместе случайно или из страсти, — страдают.
Жизнь, как всегда, расставляет всё по местам. Пиковые ситуации высвечивают характер. Сейчас — именно такая ситуация.
Легче тем, кто умеет жить по принципу: «Я подумаю об этом завтра».

Остались книги. Для меня — Бунин, Цветаева. Их строки — источник силы, красоты, ощущения бесконечности.
Осталась музыка. Кино. Осталось многое.

Я занимаюсь медитативными практиками. Они дают возможность услышать планету. Просто слышать и видеть. Земля темнеет — местами. Люди впадают в депрессию, в страх, в панику. Страх делает одних агрессивными, других — безмолвными. Мы — 3-4 поколения — никогда не были в подобной ситуации. Почти никто не знает, как жить теперь. Что будет завтра?

Вирус уже у порога. Пока не вошёл. Но болеют дорогие. В Оттаве, в Лондоне.
Профессор истории искусства в College Park — умер.

Когда всё это закончится — каким станет мир?
Когда вернётся равновесие в Тайцзи?

Я не знаю.
Но знаю одно — вчера было чудом.
И сегодня — тоже чудо, если научиться его видеть.

И вот пришла она... Любовь!

На дне каждого сердца есть осадок.
КОЗЬМА ПРУТКОВ

Любовь, любовь - гласит преданье -
Союз души с душой родной -
Их соединенье, сочетанье,
И роковое их слиянье.
И... поединок роковой...

И чем одно из них нежнее
В борьбе неравной двух сердец,
Тем неизбежней и вернее,
Любя, страдая, грустно млея,
Оно изноет наконец...
Тютчев

Двое влюблены. Они не могут жить друг без друга. Любая, даже самая ничтожная преграда кажется непреодолимой. Всё, что не связано с любимым — учеба, работа, родители, друзья, переезд в другой город — теряет значимость. Или почти теряет. Мир сужается до одного человека.

И вот, после долгих или совсем коротких мытарств, они — вместе. Им хорошо. Они счастливы. Они вдвоём.
Преград больше нет.

На этом моменте обычно заканчиваются сказки.
А начинается — жизнь.

Эмоцию влюблённости — это необузданное, трепещущее, сладкое притяжение — знают почти все. Мы также знаем: это химия. Без этих процессов человечество просто не выжило бы. Любовь — биологическая необходимость, природная ловушка. Только вот химия имеет свой срок. Притяжение со временем ослабевает, трансформируется или исчезает вовсе. Почти всегда. Не у всех, но — у большинства.

В некоторых практиках — йоге, дао, цигун — существуют техники, которые помогают паре сохранять связь глубокой, почти нерасторжимой. Но это уже совсем другой разговор.

Что же происходит с парами после счастливого соединения? После «и жили они долго и счастливо»?

Если задуматься: за жизнь мы встречаем от 10 до 80 тысяч человек. Теперь прикиньте, сколько из них живут парами? А сколько — по-настоящему счастливы?

Я знаю пять таких пар.
Пять — за всю жизнь.

Вы спросите: что значит — по-настоящему счастливы?
Это когда двое — не только муж и жена, но и партнёры, и друзья, и любовники. Им интереснее друг с другом, чем с кем бы то ни было. Они не особенно зависят от внешних обстоятельств, от мнений, от мод. Им хорошо вдвоём — даже в тишине. Даже в ссоре.

Они умеют смеяться вместе — и через десять, двадцать, тридцать лет. У них есть свой язык, полупрозрачный, только им понятный. Их объединяет не только быт или привычка. У них — общая система координат.

Они не всегда соглашаются друг с другом. Но именно несогласие делает их диалог живым. Конечно, бывает — устают, раздражаются, срываются. Могут выплеснуть на другого то, что принесли извне — тревогу, обиду, усталость. Но и это — не разрушает. Потому что у них есть главное: доверие. Они знают, что напряжение уйдёт. Что всё снова уравновесится. Что любовь — не пламя, а дыхание.

Это не значит, что у них нет собственных интересов. Есть. Но при этом — они вместе.
Они не пытаются переделать друг друга. Они меняются — сами. Мягко, незаметно. В сторону друг друга.
Говорят, супруги со временем становятся похожи. Наверное, это правда.

В общем — и в радости, и в горе.